Я помню чудное творенье
На днях с изумлением обнаружила, что некоторые исламские издания рекламируют для мусульман фильм режиссера Маржан Сатрапи под названием «Цыпленок с черносливом».
Маржан Сатрапи — это довольно эпичный персонаж, прославившийся своей эмиграцией из Ирана после Исламской революции и самозабвенной борьбой против «чудовищного» Шариата, воцарившегося в этой стране.
Не менее известна и актриса, снявшаяся в фильме в главной роли — Гольшифте Фарахани. Она знаменита не только своими ролями, но и тем, что сбежала из ежовых рукавиц «кровавого исламского режима» и, уже живя на Западе, проявила акт гражданского мужества, сфотографировавшись в полуобнаженном виде. Очевидно, этим жестом она нанесла «кровавому режиму» более ощутимый удар, чем все санкции, вместе взятые. Удивительно, но он устоял. Ждем следующей фотосессии.
На фильм «Цыпленок с черносливом» я, честно, свое драгоценное время не тратила. Аннотация к этому шедевру в Википедии лаконична, но показательна: «Музыкант из Ирана Нассер Али-Кхан (Матьё Амальрик) после некоторых событий, произошедших в его жизни, обнаруживает, что скрипка, на которой он играл всю свою жизнь, сломана. Находясь в глубокой депрессии, Нассер решает покончить с собой».
Насколько этот тлен и декаданс может быть близок душе искреннего мусульманина — вопрос риторический. Но поскольку никакой фильм, по большому счету, не способен сбить с пути человека с Иманом, посмотрите вы этот фильмец или проживете без него — дело ваше. Я не буду долго рассуждать на эту тему, ибо не руководствуюсь принципом «не смотрел, но осуждаю».
Зато я неплохо представляю себе творчество самого режиссера, ранее подвизавшегося на писательской стезе. И я помню чудное творение, представляющее собой образчик неумелых поделок исламофобов — ее автобиографические комиксы «Перспеполис», в котором Сатрапи пытается высмеять Ислам и революцию, произошедшую под его знаменами.
Сей примечательный труд одно из российских издательств перевело и выпустило еще зимой, презентовав нам его на выставке Non/fiction.
Чтение чудного творенья доставило мне незабываемое наслаждение — я не могла оторваться. Примерно такие же эмоции некогда вызвал сборник пасквилей «Коричневые» за авторством ныне почившего либерального публициста Марка Дейча.
В принципе, комиксы Сатрапи — это редкостная мерзость, пусть местами и занятная. Причем, поражаясь гнусности этого шедевра, я ловила себя на мысли, до какой степени одинаковы либералы (пусть и с левацким, как у Сатрапи, уклоном) во всех странах. Они люди без родины, как бы они ни пытались убедить себя и публику в том, что они-де ненавидят режим, а родину очень и очень даже любят...
...Книга Сатрапи начинается с причитаний, как со второго класса школы ее заставили носить платок. Платок, чадра, платок, чадра, люди в черном бьют себя в грудь — собственно, содержание гигантского талмуда сводится к этому. Но ладно бы это был крик свободолюбивой души, не желающей облачаться в чадру — в конце концов, сложно ждать иного от далекой от Ислама девицы, выросшей в абсолютно светской вестернизированной семье.
Но в своем комиксе она начала глумиться над мусульманами — шахидами ирано-иракской войны, над кровью, над жертвами, и даже отчасти смеяться над родителями, выступавшими против шаха, над культом политзаключенных и т. д. — мол, вы так гордились своей антишахской борьбой, а в итоге пришли «исламофашисты» в черном и с хиджабами.
На ирано-иракскую войну воевать шло, дескать (по ее версии!), одно быдло и беднота, которую поманили ключами от рая и довели до экстаза революционными песнопениями, а вот либеральное и передовое столичное небыдло не участвовало в этой «бессмысленной авантюре». И она, Марджан, еще на школьной скамье внесла свою лепту в борьбу против фанатизма и мракобесия. Их (о ужас, тоталитарные фашисты!) заставляли вязать шапочки для их ровесников на фронте, а они, будучи прогрессивными и крутыми, стебались и надевали шапочки прикольным образом, чем бесили учительницу и тем самым выражали свой «протест».
Слушать военные нашиды про мученичество, бить себя в грудь, смотреть на портреты шахидов войны было для европеизированной панкушки «невыносимо». Едким глумлением над участниками той войны и над портретами мучеников на улицах Тегерана пронизана вся книга. «Я не могла ходить по этим улицам, все они названы именами кого-то из мучеников, везде были их портреты...»
Вам это ничего не напоминает, друзья? У меня стойкий эффект дежа вю.
Вот я недавно читала ЖЖ расчлененной мужем Ирины Кабановой, там нечто очень похожее было — дескать, как воспитывать патриотизм в детях, она вот ничего иного не может рассказать про ВОВ, кроме того, что одни солдаты убивали других, что фильмы про войну смотреть невозможно, «Баллада о солдате» — ужас, а «Дом, в котором я живу» — вообще невыносимое зрелище, «один лучистый колчедан чего стоит»...
Или как там у Аллы Боссарт в «Новой газете» образца 90-х: "Что это за Родина-мать, куда она их там зовет«...Все со смесью брезгливости и чувства собственного величия.
Я русская, и при этом я, хвала Аллаху, мусульманка. И когда я смотрела видео времен ирано-иракской войны с нашидом «Омаде бош!» («Будь готов!»), под которую вдохновленные исламскими идеями иранские мальчики в красных повязках уходили на фронт, и я не могла сдержать слез. А Сатрапи в своем комиксе над этим нашидом смеется в откровенно издевательской форме.
Когда я училась в Куме, мы иногда гуляли на кладбище мучеников ирано-иракской войны — Голезар-е шохада («Цветущий сад шахидов»). К слову, при въезде в Тегеран есть другое аналогичное кладбище — Бехешт-е Захра; оно даже более знаменитое.
По исламской традиции, могилы на Голезар-е шохада не возвышаются бугорком, а надгробные плиты с изящной персидской вязью лежат прямо на земле. И уже высоко над могилами нависают стенды с фотографиями, с которых на нас смотрят совсем молодые лица людей, отдавших жизни за Ислам.
Что меня поразило — потрясающая белизна, отточенность черт лица, осмысленный взгляд, словно самые лучшие и чистые люди на Земле, не успев обжиться в этом продажном, прогнившем и исполненном несправедливости мире, отправились прямиком в райские Сады. Кстати, среди похороненных были не только иранцы — достопримечательностью кладбища являются две могилы новообратившихся мусульман из Японии и Франции, которые, приехав в Иран изучать исламские науки, не смогли остаться равнодушными и приняли мученическую смерть, защищая дело Ислама.
Гуляя по этому кладбищу, я испытала своего рода катарсис, ощутив подлинное благоговение перед этими павшими юношами, словно я прикоснулась к самым возвышенным проявлениям человеческого Духа и Имана. К слову, во время посещения Ирана такое чувство возникает не только у мусульман, потому что все люди обладают фитрой. И если она не слишком загрязнена тем наносным, что привило больное общество, любой человек, погибший за свою веру и свои идеалы, вызывает у оставшихся в живых глубокое уважение — и даже не важно, союзник это или враг. Врага можно ненавидеть, но при этом уважать — и это удел благородных.
Когда скотское одерживает верх над фитрой, над подлинно человеческим, существо с гнилым нутром находит особое наслаждение в глумлении над тем, что у ментально здоровых людей вызывает глубокое почтение.
Поэтому Сатрапи тошнило от смеха и сарказма, она не могла видеть «этот маразм», слышать песню «Омаде бош» — она изображает патриотизм времен войны с Ираком в карикатурах. Комичные девочки в чадрах, оплакивающие фанатиков — очень, очень смешно, а вот для нее, Сатрапи, невыносимо и дико было в этом участвовать, ибо она была продвинутой и прогрессивной, а дома еще и слушала песню «We are the kids of America». Причем, по ее словам, она «рисковала жизнью» — ведь ее «могли казнить» за такое «свободомыслие». О удивительно! — в «жуткой мракобесной стране» она отделалась лишь вызовом родителей в школу.
Я не представляю, какой нужно быть тварью, чтобы смеяться над солдатами, умиравшими за твою собственную исламскую Родину. И вообще — высмеивать бойцов, которые умирали за идею с оружием в руках. И в принципе — считать верхом крутости хохмаческие выпады в адрес людей, погибших на фронте. Пусть даже ты эту идею, за которую эти люди жертвовали собой, не разделяешь, пусть ты не исповедуешь их религию, но сам факт того, что подросток идет за свою веру и свои идеалы на смерть, у человека со здоровым мировоззрением вызывает глубокое уважение. Увы и ах, но в моем понимании продвинутая и прогрессивная мадам Сатрапи — моральный урод.
И, кстати, по поводу бедных безграмотных темных фанатиков. Я много общаюсь с иранцами, мне довелось знать несколько человек, которые в подростковом возрасте воевали. И, помимо того, что это очень чистые и порядочные люди, образцовые мусульмане, они еще и все как на подбор умны, и высокообразованны. И таких людей — не пара-тройка, и не десять. Это общая тенденция.
Что до мадам Сатрапи, то в ее комиксах есть эпизод, очень хорошо характеризующий ее саму. На одном из уроков, когда она пыталась умничать (как раз по поводу мучеников), школьная учительница в чадре назвала ее ничтожеством. Я не идеализирую иранскую женскую школу образца 80-х с учительницами в чадре — это, я так понимаю, во многом аналог советской школы 50-х, со всеми этими «в джинсах нельзя» и прочими перегибами.
Но в чем иранская учительница была права, так это в том, что Сатрапи — ничтожество. Ничтожество, для которого главным достижением и предметом необычайной гордости было то, что оно потусовалось с панками в Европе и умело стебалось над «нищими фанатиками с ключами от Рая», которые «гибли неизвестно за что».
Ибо на самом деле за глупыми саркастическими конвульсиями Сатрапи скрывался дикий, животный страх малодушной девочки-подростка, струсившей перед лицом войны, в то время как отважные юноши из числа ее ровесников добровольцами уходили на фронт.
При всем ее пафосе борцуньи против Шариата, при всех ее стенаниях по поводу «массовых расстрелов» и «жутких платков» она не пополнила ряды левацкой организации «Моджахеддин-е хальк», во время войны выступившую против своей страны на стороне врага. Она не вела борьбу в ее рядах, рискуя попасть в тюрьму или на виселицу. Вместо этого она пулей удрала в Европу, чтобы тусоваться там с анархистами и панками, имея возможность красить волосы в любой цвет.
Но только там ее ждала печалька. Сатрапи, будучи идейным врагом исламизма на баррикадах европейских ценностей, естественно, просто обязана была лишиться девственности до брака. Каково же было ее разочарование, когда она обнаружила, что все ее друганы-панки, включая ее первую любовь — как на подбор геи! Очевидно, поначалу она и не представляла себе всей прелести передовых европейских ценностей.
Это привело ее в такой нешуточный ступор, что она даже на время вернулась в Иран с его «жутким Шариатом» и черными чадрами. Но душа поэта не вынесла мрака исламофашистского тоталитаризма и засилия хиджабов, а потому, невзирая на полученный травмирующий опыт, наша героиня вновь отправилась на «цивилизованный Запад».
После этого Сатрапи окончательно осела в теплой Европе, где она может спокойно издавать свои антиисламские пасквили, которые, разумеется, считаются там гениальными. Примерно как скачки в церкви, курица, засунутая между ног и арт-экспозиция «Говно — друг или враг?»
Возвращаясь к рекламе киноподелки Сатрапи, не могу не задаться вопросом — чем были движимы редакторы, рекламировавшие претенциозное кино режиссера-исламофоба, повествующее о вырожденце-диссиденте с суицидальными наклонностями?
Возможно, им импонирует все антишиитское. Есть же версия, что исламский шиитский Иран — это враг, угроза, и что мусульман-суннитов там закапывают в землю живьем, сжигают на кострах и изводят с лица Земли.
К слову, сунниты, бывавшие в Иране и путешествовавшие по нему, все как один делятся иными впечатлениями — ну не наблюдали они там подобных ужасов. И их даже никто не закидывал камнями за чтение намаза по правилам своего мазхаба. Иран — веротерпимая страна, и права всех религиозных меньшинств, будь то мусульмане и Ахл аль-Китаб, там защищены законом.
А вот в том, что госпожа Сатрапи ненавидит Ислам в любом его виде, для меня нет никаких сомнений.
Анастасия (Фатима) Ежова,
Musulmanka.ru