ЖЕНСКАЯ ТАЙНА

Продолжая истории неизвестных жен известных людей, начатые повествованиями, раскрывающими подлинную роль супруги Ходжи Насреддина, уделим внимание и жене другого известного рассказчика — барона Мюнхгаузена. Сей западный уроженец был или, как минимум, считался и считается до сих пор достойным собратом легендарного остроумца. Возможно, они даже встречались во время турецкой кампании, в которой барону довелось участвовать... Но подробностей этой встречи история не сохранила, возможно потому, что барон еще не был женат, а Ходжа Насреддин тогда странствовал без чуткого пригляда жены. Поговаривают даже, что славный Карл-Иероним даже думал, не осесть ли ему навсегда на Востоке, только выбрав для этого место поспокойнее, чем пограничье Российской и Османской империй, скажем, Персию, о которой он с детства слышал и читал столько удивительных преданий. А что, обзавестись домом в предместье Тегерана, да чтобы с садом и водоемом. В жаркие дни пить в беседке чай со знаменитыми сладостями. А по ночам, если будет такое желание, любоваться с плоской крыши крупными южными звездами на бархатном небе...

Но не сбылось, не сбылось... Вот и осталось почтенному барону вспоминать лихую молодость да рассказывать истории о полетах на пушечных ядрах во время жаркой баталии да о своем боевом коне, разрезанном пополам воротами крепости и сшитом потом простой суровой ниткой.

Хотя говорят, что самые интересные истории и дневники волей сотрудников тайной канцелярии были похищены из сейфа барона и поэтому не напечатаны на протяжении более двух веков. Это рассказы его жены. Барон Мюнхгаузен хоть и служил в России, но не в компетентных органах, поэтому его рассказы о российской державе отдавали по вкусу клюквой. А вот рассказы его жены — это подлинные шедевры, полные неведомого и отчасти романтического. Например, о том, как глава механической мастерской Петербургской академии наук Иван Кулибин закончил работу над проектом 298-метрового одноарочного моста через Неву, а потом открыл дверь маленькой каморки без окон, где на столе размещался механизм с блестящей линзой, а одна из стен сияла свежей побелкой. Иван Петрович, вооружившись большим затейливого вида ключом, долго заводил поскрипывающую пружину в недрах прибора. И на белой стене замелькали живые картинки.

Иван Петрович так увлекся лицезрением, что не заметил, как в мастерскую вошел главный полицмейстер Санкт-Петербурга. Спохватился, когда тот уже внимательно осмотрел будущий мост, и заглянул в каморку.

— А не рухнет ли мост твой?

— Не должен.

— А здесь ты чем занимаешься?..

Доставленный к князю Потемкину Кулибин продемонстрировал первые живые картинки — запечатленный разговор со своим подручным Ванькой.

— Все можешь снять?

— Если не шибко темно, то да.

— А подделать твою запись можно?

— Можно-то можно, так я ведь определю...

— А других научить определять подделки можешь?

— Невелика премудрость, научу.

Началась эпоха документальных синематографических расследований и запечатлений. Был издан манифест: «Отныне повелеваем всем столичным и уездным газетам выходить только со зримыми приложениями...». А также была установлена строгая государственная монополия на съемки. Барон Мюнхгаузен, который когда-то возглавлял почетный конвой императрицы (тогда еще принцессы Софии), только что прибывшей в Россию, по старой памяти добился для себя важного поручения — снять популярный фильм про русскую охоту. Но быстро растратил казенные деньги, на остатки которых снял потешный, как было сказано, клип, где он сам якобы стреляет из камина и падают на землю жареные утки. С тех пор в народе клипами стали называть усеченные (короткие) съемки того, на что дадены были большие полнометражные деньги. Барон из последних оставшихся средств дал взятку соответствующему чиновнику, снятое им благополучно ушло в производство, и один из увидевших его иностранцев, археолог по фамилии Распе, написал о том сатирический памфлет. Началось расследование. И был злополучный Карл-Иероним отправлен в отставку в звании поручика-сценариста, но без пенсиона.

Но может статься, жена барона все это придумала в отместку за то, что в разгар очередной ссоры Карл-Иероним неосмотрительно молвил: «Да что ж я в Персии-то не остался!..» Кто теперь узнает? Ведь официально-то кино на сто лет позже придумали...

Текст: Алекс Громов, Ольга Шатохина