Четыре истории

Казанский международный фестиваль мусульманского кино


Международный фестиваль мусульманского кино проходил в минувшем сентябре в Казани уже в девятый раз, следующий год будет юбилейным.



К аббревиатуре МФМК — Международный кинофестиваль мусульманского кино — обычно добавляют букву «К», чтобы подчеркнуть, что фестиваль не кочует по исламским странам, а имеет постоянную прописку, казанскую.

В оригинале — «Казан халыкара меселман кинофестивале».

Казанцы-кинолюбители упорно считают фестиваль своим, с раннего утра в буквальном смысле слова осаждая кинозалы и проводя за просмотром фильмов полный световой день.

Между тем КМФМК, ежегодно собирающий у себя ленты из полусотни стран, многие из которых уже отмечены ворохом наград других мировых кинофорумов, — событие совершенно беспрецедентное как по своему значению в мире кино, так и по уровню исполнения.

Едут на фестиваль и звёзды, и дебютанты со всего мира, а к списку стран, представивших на фестиваль свои фильмы, в этом году добавились Македония, Сенегал и Мальдивы. Всего в этом году на фестиваль было принято более 450 фильмов из 56 стран, в списке стран участниц — от США, Сербии и Албании до Германии, Франции и Италии.

Из российских регионов отдельно присылают свою кинопродукцию Дагестан и другие национальные республики, и, разумеется, хозяева фестиваля представляют отдельные программы по всем номинациям — татарстанская земля изобильна талантливыми режиссерами (особенно почему-то режиссёрами-женщинами), аниматорами и вообще представляет собой отдельную индустрию.

Показалось интересным сравнить фестивальные киноленты, посвящённые семейно-гендерным отношениям — все наши социологи семьи, исследователи гендера, наточили карандаши в надежде пополнить свой багаж знаний на тему «ислам и семья», только вот, боюсь, репертуар КМФМК не смог удовлетворить их любопытство.

Совершенно непохожие ситуации, непохожие сюжеты — крах семьи стамбульских турок, обречённый на неудачу роман двух молодых нью-йоркцев — черкешенки-мусульманки и албанца-католика, семейная трагедия в сенегальской деревне — при всей своей внешней непохожести, абсолютно об одном и том же.

Герои турецкой семейной мелодрамы Рашита Челикезера «Джан (Душа)», семейная пара стамбульцев, узнав о бесплодии мужа, решают усыновить ребёнка. На первый взгляд, абсолютно современная, европеизированная семья, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что сознание накрепко сковано предрассудками.
Нехорошо, если люди узнают, что ты бесплоден, а ребенок твой усыновленный, поэтому жена обязана много месяцев носить под одеждой подушку, имитирующую живот. Нехорошо, если узнают, что ребенок тебе не родной, поэтому его надо не усыновить законным путем, а украсть.
Нехорошо, если жена имеет наглость высказывать свое мнение о воспитании сына. Нехорошо, если люди узнают, почему ты бросил жену с ребенком, поэтому надо срочно жениться на другой.
Нехорошо, если твой зять бесплоден, а дочь каким-то непостижимым образом беременна, поэтому надо ускорить свадьбу и пригрозить зятю, чтобы не рыпался. Подверженность человека предрассудкам вкупе со слабым характером и малодушием губительны для любой семьи, для любых отношений.

Героиня фильма Айше, брошенная жена, нашла выход и своё собственное женское счастье в материнстве, а вот Джемаль, единожды оступившийся и сподличавший, остается одиноким, — на чужом горе счастья не построишь. Фильм сделан по лекалам неплохой семейной мелодрамы и изобилует всевозможными моралите, но никакой привязки к тематике фестиваля мусульманского кино там и близко не просматривается.
О религии в фильме ни слова, и герои — жители самой космополитичной столицы самой светской из исламских стран — могут быть хоть свидетелями Иеговы, хоть прихожанами Летающего Макаронного Монстра, хоть железобетонными атеистами. Проблема в том, что в современном мегаполисе живут люди с архаичным мировоззрением и поведенческими установками, присущими традиционному, родоплеменному обществу, и никакая урбанистическая реальность не помогает людям это преодолеть.

Обаятельнейшая 27-летняя черкешенка Амина Жаман, эмигрировавшая из Нальчика в Нью-Йорк, всю неделю покоряла гостей фестиваля своими лучистыми карими глазами и заливистым смехом — она приехала в Казань представлять свой дебютный фильм «Право на любовь», к которому она написала сценарий и в котором сыграла главную роль.

Историю несостоявшейся любви черкешенки-мусульманки и албанца-католика в Америке, этакий творческий промоушн двух нью-йоркских эмигрантских групп, поставил внук самой знаменитой актрисы Албании Тинки Курти — Пол Курти, живущий сегодня в Канаде. Застрельщиком же и мотором всей постановки, вне всякого сомнения, выступает юная Амина, выполняющая (и, надо сказать, выполняющая на совесть) в отношении своего народа что-то типа миссионерского долга. Профинансировали картину тоже представители черкесской диаспоры, состоявшиеся в Нью-Йорке и испытывающие пиетет «к корням».

На первый взгляд — классическая история отношений, не сложившихся из-за межконфессиональных противоречий: албанская семейка главного героя, бравирующая своим католицизмом и изо всех сил старающаяся вписаться в англосаксонское общество, высказывает неудовольствие по поводу матримониальных намерений своего отпрыска привести в дом мусульманскую девушку.

При этом совершающая пятикратный намаз девушка, следует заметить, гораздо прочнее и счастливее вписана в американское общество — целеустремленно занимается антрепризным театром, ставит Юджина О`Нила, открывает собственное шоу на Бродвее и звездит на первых полосах таблоидов.

Однако на новых «Ромео и Джульетту» история явно не тянет: со времен Шекспира человечество изрядно обмельчало — ультиматум матери героя больше напоминает старческие капризы, а сам герой, содержащий всё семейство и в силу этого имеющий возможность включить разные рычаги убеждения — отнюдь не боец, а маменькин сынок, превыше всего ценящий собственный комфорт и спокойствие, готовый пожертвовать ради этого любовью.

Итак, суть конфликта — не в религиозных различиях, а в дурном характере одних и слабоволии других, во всепоглощающей и доминирующей власти традиций, в инфантилизме нынешних американцев любого происхождения, да мало ли в чем ещё. Католическое и исламское вероисповедание героев здесь лишь этнографическая особенность, абсолютно третьестепенный фактор. Фильм вытягивает на себе харизматичная дебютантка Амина, её внешне сексапильный, но совершенно пластмассовый партнер Шпенд Дзани пытается играть лицом, но без особого успеха.

В отличие от вышеописанных историй, герои снятой британцем Джереми Тейчером в Сенегале этнографической трагедии «Высокая, как баобаб», любое своё слово или действие объясняют тем, что «так Аллаху угодно». Жители глухой западноафриканской деревни ведут натуральное хозяйство, еле сводя концы с концами.

Но не ручной труд и уничтожающая нищета делают жизнь сенегальской семьи совершенно первобытной, а архаичные социальные отношения, ориентация на выживание, полностью исключающая какие-либо человеческие мотивы поступков, родственные чувства, моральные правила.

Ребёнок — собственность родителей, его можно заставлять работать с утра до ночи, им можно торговать, если не хватает денег на какие-то бытовые нужды. Отец Кумбы собирается насильно отдать замуж (фактически, продать) её 11-летнюю сестру, потому что не хватает денег вылечить сломанную ногу брата.

Брат — работник, кормилец, поэтому его своевременно вылеченная нога должна оправдать растление и уничтожение малолетнего ребёнка, готового наложить на себя руки, если его таки продадут в сексуальное рабство собственные родители. Добрая и благородная Кумба бросает школу и нанимается в услужение, чтобы заработать денег и спасти сестру от позора и суицида.

Всё это людоедство совершается под пятикратный намаз и привычное поминание Аллаха милостивого, милосердного через каждое слово. Не может быть никакого Аллаха в традиционном, родоплеменном, по сути рабовладельческом обществе, где отец торгует своими детьми, это профанация религии, спекуляция религиозными чувствами, — говорит нам автор картины.

Приз фестиваля за лучший сценарий и за лучшую женскую роль получила картина «Письма под дождём» красавицы-режиссёра Марджан Ашрафизадех — меланхолически-депрессивный рассказ о монотонной жизни Разие, состоящей из пошива свадебных платьев, заботе о больной матери да иногда, украдкой, разговоров с явно симпатизирующим ей водителем, привозящим ткани.

Жизнь тянется размеренно, каждый новый день предсказуем, вроде бы ничего не происходит, а взгляд от экрана оторвать трудно. Актрисе Масумех Хасемипур при всей внешней скупости жестов и мимики (это насколько талантливой надо быть, чтобы будучи закутанной в чадор от щиколоток по самые брови, драматически достоверно передать всю гамму чувств и оттенков!) удается приковать к себе внимание зрителя и не отпускать до финальных титров.

Общая безысходность, не востребованность личности, жизнь, состоящая не столько из ограничений, сколько из самоограничений, невозможность выплеснуть эмоции, откровенно поговорить о том, что переполняет, — насколько же это сложно передать аскетическими средствами художественной выразительности, которыми пользуется Ашрафизадех!

Когда в конце картины ухажер Разие, за все время так и не решившийся поговорить с ней откровенно, потому что у него не было денег на свадьбу, наконец, признается ей в своих чувствах и делает предложение, героиня уже настолько опустошена и надломлена, что забирает кольцо и уходит с ним в паломничество, оставляя своему поклоннику право на надежду...

Герои фестивальных картин, разные люди в разных концах света, сталкиваются со всей палитрой сложностей и проблем, которые с вероисповеданием и религиозными обстоятельствами связаны, может, чуть более, чем никак — их мусульманство не может быть ни панацеей, ответом на вызовы жизненных обстоятельств, ни кандалами, сковывающими движения.

Линия разлома проходит в области довлеющих традиций и предрассудков, социальной несправедливости капиталистического мира, консерватизма деревни, в ряде случаев лишь переехавшей в большой город, но ментально при этом оставшейся деревней в её сенегальском варианте.

Дарья Митина,
Опубликовано в журнале «Мусульманка» № 1(18), 2014